Последнее время жизнь выкручивала настолько лихие повороты, что невозможно было предугадать, что же будет дальше. В основном, все что происходило, не шло на пользу, если только, не счесть это за уроки выживания, драгоценные монетки в копилку опыта, вот только, давалось это все как-то чересчур тяжело. Говорят, наша рутина состоит из черных и белых полос и за неприятностями обязательно последует что-то хорошее. Это правило упорно обходило Митчелла. Хэррик, Люси, смерть Айвана и ее последствия, пропажа Энни… но, потом, вдруг, как по хлопку, раз и все. Неужели, работает? И происходящее ранее – затянувшаяся черная полоса, на смену которой все же пришло просветление? Хотелось бы так думать. Этому способствовал ряд событий, что имели место быть уже после переселения в Бэрри. Прошлое, конечно, никуда не ушло, но настоящее закрутило с не меньшей силой, способной оттеснить воспоминания на задний план, и заставить жить лишь сегодняшним днем.
Теперь, каждый раз, смотря на Энни, Митчеллу казалось, что происходящее нереально. Что она вот-вот растворится в пространстве, как это делала много раз. Что заварит чай в очередной кружке, отставит ее в сторону, так и не сделав ни глотка, затем повторит все сначала, но уже с другой кружкой; пончик окончательно размякнет, превратив любимый травяной чай Джорджа в какое-то месиво, на которое смотреть-то неприятно. Сэндс будет ворчать на Энни, но это ничего не изменит. Однако в это утро все было иначе. Круг был прерван, что дало начало совершенно новому циклу.
Времени прошло всего ничего, к этому было сложно привыкнуть, сложно осознать. Джон стоял у стены, оперевшись об нее плечом, и, наблюдая со спины за тем, как девушка наливает горячую янтарного цвета жидкость в чашку, затем подносит ее к лицу и… явно делает маленький глоток. Картина, развернувшаяся перед ним, стоила многого. Лицо озарила улыбка. Он мог бы вечно наблюдать за тем, как она делает, казалось бы, совершенно обыденные вещи, но при этом, все настолько иначе, настолько по живому.
- Доброе утро… - Тихо произнес Митчелл, дождавшись, когда чашка окажется на столе, не хватало еще, чтобы первым настоящим чувством для Сойер стал ожог от горячего чая. Он сделал несколько шагов ей навстречу, протягивая руку, и касаясь ладонью щеки Энни.
- Такая… теплая и совсем не колючая. – Вторая рука легла на талию девушки. Джон слышал сердцебиение, чувствовал ее пульс. Это было ново, прекрасно и пугающе одновременно. Если раньше Митчелл боялся ранить Энни лишь морально, теперь перед ним вставали иные страхи, куда более оправданные. Потеря самоконтроля недопустима в их случае, если он причинит ей какой-либо, пусть даже незначительный вред, это будет непростительным для него проступком. Став человеком, она стала хрупкой, словно фарфоровая кукла, и совершенно беззащитной в доме, где, куда ни плюнь, попадешь в какую-либо нечисть. Хотелось оградить ее от всего этого, и в первую очередь, от самого себя.
Большим пальцем руки, он нежно провел по скуле Энни, слегка склоняя голову и всматриваясь в ее медово-карие глаза.
- Все хорошо? Ты можешь поговорить со мной, ты же знаешь. Тебе непросто сейчас. Нам всем непросто… свыкнуться с новой тобой, но … это ведь просто замечательно. – Митчелл поймал ее ладонь в свою, переплетая их пальцы.